ШАМАНИЗМ У ЯКУТОВ И ДОЛГАНОВ

ШАМАНИЗМ У ЯКУТОВ И ДОЛГАНОВ

У якутов и долганов шаманский сеанс обычно происходит в четыре этапа: ) вызов духов-помощников; ) открытие причины болезни, чаще всего злого духа, похитившего ду- шу больного или вошедшего в его тело; ) изгнание злого духа угрозами, шумом и т.п. и, на- конец, ) вознесение шамана на Небо. «Самой большой проблемой является выяснение причин болезни, распознавание духа, который терзает больного, определение его происхождения, иерархического положения и могущества. Церемония поэтому всегда состо- ит из двух частей: сначала вызываются с неба духи-покровители, их просят помочь узнать причины несчастья, а затем уже начинается борьба с враждебным духом, или уором». После всего этого обязательно совершается путешествие на Небо.
Борьба со злыми духами опасна, и постепенно она истощает шамана. «Нам всем суж- дено попасть во власть духов, — говорил шаман Тюспют Серошевскому, — духи ненавидят нас, потому что мы защищаем людей...». Действительно, очень часто шаман, чтобы из- гнать из больного злых духов, вынужден принимать их в свое тело; воплощая их в себя, он борется и страдает еще больше, чем сам больной.
Вот классическое, приведенное Серошевским, описание сеанса у якутов. Сеанс про- водится вечером в юрте, к участию в нем приглашаются соседи. «Иногда хозяин дома подго- тавливает две петли из крепких ремней: шаман привязывает их себе к плечам, а присутст- вующие держат их концы, чтобы задержать его в том случае, если духи попытаются его по- хитить». Шаман пристально вглядывается в огонь очага: он зевает, спазматически икает, время от времени его сотрясает нервная дрожь. Он надевает свой наряд и начинает курить.
Тихонько ударяет в бубен. Вскоре его лицо бледнеет, голова спадает на грудь, глаза закры- ваются. Посреди юрты раскладывается шкура белой лошади. Шаман набирает в рот холод- ную воду и, становясь на колени, лицом поочередно к четырем сторонам света, брызгает во- дой то направо, то налево. В юрте царит тишина. Помощник шамана бросает несколько кон- ских волос в огонь, который он затем полностью засыпает пеплом. Становится совершенно темно. Шаман садится на лошадиную шкуру лицом к югу и засыпает. Все затаивают дыха- ние.
«Вдруг неизвестно откуда раздается страшный прерывистый крик, пронзительный, как скрежет стали, и все снова погружается в тишину. Затем новый крик; то внизу, то вверху, то впереди, то позади шамана слышен таинственный шум: нервные пугающие зевки, истери- ческие икания; жалобные крики чибиса сменяются соколиным визгом и прерывистым посви- стыванием бекаса; это кричит шаман, меняя голос».
Внезапно он умолкает; воцаряется тишина, слышен только слабый писк, похожий на комариный. Шаман начинает бить в бубен. Он еле слышно напевает какую-то песню. Песня, звуки бубна становятся все сильнее. Наконец, шаман начинает мычать. «Слышны крики ор- лов, которые смешиваются со стонами чаек, пронзительными криками бекасов и рефреном кукушки». Музыка усиливается до пароксизма, затем вдруг резко обрывается, и слышен только писк комаров. Птичьи крики и тишина несколько раз сменяют друг друга. Наконец шаман меняет ритм бубна и поет свой гимн:

Могучий бык земли, степной конь, Могучий бык зарычал!
Степной конь заржал!
Я выше вас всех, я человек! Я человек, наделенный всем!
Я человек, сотворенный Господином Бесконечности! Прибудь же, о степной конь, и научи!
Выйди же, чудесный бык Вселенной, и ответь! О могучий Господин, приказывай!
и т.д., и т.д.


О Госпожа моя Мать, укажи мне мои ошибки И пути, которыми я должен идти!
Полети передо мною по широкой дороге; Подготовь мою тропу!

О Духи Солнца, пребывающие на юге, на семи лесистых горах, о светлые Ма- тери, вы, знающие ревность, умоляю вас: пусть ваши три тени остаются высоко, очень высоко! И ты, на западе, на своей горе, о Господин мой Предок, обладающий страш- ной силой, с могучей шеей, будь со мной!
и т.д.
Возобновляется музыка и снова доходит до пароксизма. Шаман просит помощи у эме- гета (духа покровителя) и своих знакомых духов; они не сразу слушаются: шаман умоляет их, они увиливают. Иногда они влетают в юрту так резко, что шаман падает навзничь. Тогда зрители звенят над ним железом, приговаривая: «Крепкое железо звенит — странные облака кружатся, как много облаков вознеслось!»
С прибытием эмегета шаман принимается прыгать; у него быстрые и резкие движе- ния. Наконец он садится посреди юрты; зажигается свет. Шаман снова начинает бить в бубен и танцевать. Высота прыжков иногда достигает четырех футов. Шаман кричит в замозаб- вении. «Новая остановка, и вот уже он запевает глубоким низким голосом торжественный гимн». Начинается легкий танец, и теперь он поет скорее с насмешкой или, наоборот, руга- ется: все зависит от существ, голоса которых он наследует. Наконец, он подходит к больно- му и приказывает причине болезни отступить; «или же хватает недуг, выносит его на сере- дину юрты и, не переставая злословить, прогоняет его, оплевывает, бьет ногами, толкает ру- ками, дует».
И тут начинается экстатическое путешествие шамана, который должен проводить на Небо душу жертвенного животного. Снаружи юрты устанавливается три очищенных от ве- ток дерева, причем посредине должна быть береза, на верхушке которой привязан мертвый зимородок. К востоку от березы устанавливается кол с насаженной на него лошадиной голо- вой. Три дерева соединены между собой веревкой из конского волоса. Между деревьями и юртой ставится небольшой столик, а на нем — бутыль с водкой. Шаман начинает выполнять движения, имитирующие полет птицы. Постепенно он поднимается на Небо. По дороге он совершает девять остановок, и на каждой приносит жертву местному духу. Возвращаясь из экстатического путешествия, шаман требует «очищения» огнем — горящими углями, кото- рые прикладывают к какой-либо части его тела (стопам и др.).
Конечно, якутский сеанс имеет много вариантов. Вот как Серошевский описывает не- бесное путешествие: «Затем старательно устанавливаются в ряд маленькие ели, отобранные заранее; к ним привязываются гирлянды, сплетенные из белого конского волоса (другого шаманы не используют); устанавливаются в ряд три столба с изображениями птиц на вер- хушках: на первом находится двуглавый оксокью; на другом — большая гагара (коугос) или
ворон; на третьем — кукушка (кого). К последнему столбу привязывается животное, приносимое в жертву. Привязанная вверху веревка представляет дорогу в Небо, «которой полетят птицы и побежит животное».
На каждой остановке (олох) шаман присаживается отдохнуть; когда он встает, это служит сигналом, что путешествие возобновляется. Он изображает это путешествие танце- вальными движениями и жестами, наследующими птичий полет: «Танец всегда представляет путешествие в пространстве в обществе духов; танцем сопровождается и жертвенное живот- ное. По легенде, еще недавно существовали шаманы, действительно возносившиеся в Небо, а зрители видели животное, плывущее в облаках, за ним плыл шаманский бубен; сам шаман, весь одетый в железо, завершал процессию». «Бубен — это наш конь» — говорят шаманы (см. выше).
Шкура, рога и копыта жертвенного животного выставляются на засохшем дереве. Се- рошевский очень часто находил остатки таких жертвоприношений в безлюдных местах. Очень близко, иногда на том же дереве, «можно найти также кочай, длинную деревянную стрелу, вонзенную в сухой ствол. Она выполняет ту же роль, что и волосяная веревка в пре- дыдущей церемонии, — указывает ту часть Неба, в которую должна направиться жертва».
Согласно тому же автору, когда-то шаман собственной рукой вырывал сердце жертвенного животного и поднимал его к Небу. Затем он смазывал кровью свое лицо и наряд, изображе- ние своего эмегета и маленькие деревянные фигурки духов.
В других регионах устанавливается девять деревьев, а недалеко от них кол с птицей на верхушке. Деревья и кол связаны друг с другом восходящей веревкой — знак восхожде- ния на Небо. У долганов мы также находим девять деревьев с деревянной птицей на вер- хушке каждого, с тем же значением: это дорога шамана и души жертвенного животного на Небо. Действительно, у долганов шаманы также взбираются на девять Небес в ходе сеанса исцеления. Они утверждают, что перед каждым новым Небом находятся духи-хранители, чья задача — следить за путешествием шамана и не допускать одновременного проникновения злых духов.
В этом длительном и впечатляющем шаманском сеансе один пункт остается неясным: если душа больного захвачена злыми духами, то почему шаман обязательно должен отправ- ляться на Небо? Васильев предложил следующее объяснение: шаман уносит душу больного на Небо, чтобы очистить ее от осквернения злыми духами. Со своей стороны, Трощанский подтвердил, что среди известных ему шаманов ни один не предпринимал путешествия в Ад: все они по поводу лечения отправлялись только на Небо. Это говорит о разнообразии ша- манских техник и ненадежности нашей информации; весьма вероятно, что нисхождение в Ад, более опасное и таинственное, было менее доступно для европейских наблюдателей. Но не подлежит сомнению, что путешествия в Преисподнюю также были доступны якутским шаманам, по крайней мере некоторым, поскольку на их наряде изображен символ «Отвер- стия Земли», называемый именно «Отверстие Духов» (абасы ойбоно); через это отверстие шаманы могли проникать в нижние страны. Кроме того, якутского шамана в экстатических путешествиях сопровождает водная птица (чайка), явно символизирующая погружение в мо-
ре, т.е. нисхождение в Преисподнюю. Наконец, технический лексикон якутских шаманов использует для определения направлений мистического путешествия два разных термина: аллара кырар (к «нижним духам») и усэ кырар (к «верхним духам»). Наконец, Васильев также заметил, что у якутов и долганов шаман, который ищет душу больного, по- хищенную демонами, ведет себя так, как если бы он нырял, а тунгусы, чукчи и лапландцы говорят о шаманском трансе как о «погружении». То же поведение и технику мы наблюда- ем и у эскимосских шаманов, поскольку многие народы, живущие у воды, считают, что по- тусторонний мир находится в морских глубинах.
Чтобы понять необходимость небесного путешествия якутских шаманов в связи с ис- целением, следует принять во внимание две вещи: с одной стороны, сложное и даже сме- шанное состояние их религиозных и мифологических концепций, с другой же — признание, которым пользуется шаманское вознесение во всей Сибири и Средней Азии. Как мы видели, этим признанием объясняется то, что алтайский шаман в конце концов позаимствовал неко- торые характерные черты техники вознесения для своего экстатического нисхождения в Ад (также с целью освобождения души больного из-под власти Эрлик Хана).
Поэтому в случае якутов мы можем представить себе ситуацию приблизительно так: поскольку животные жертвовались Божественным Существам, а вещественными символами (стрелами, деревянными птицами, восходящей веревкой и т.п.) указывалось направление, куда отправлялась душа жертвы, то шаман использовался как проводник этой души в небес- ном путешествии; а поскольку он сопровождал душу жертвенного животного в связи с исце- лением, то можно было считать, что главной целью каждого вознесения было «очищение» души больного. Во всяком случае, ритуал шаманского лечения в своей сегодняшней форме является гибридом — чувствуется, что он сформировался под влиянием двух различных тех- ник: ) поиска заблудшей души или изгнания злых духов и ) вознесения.
Но следует учитывать и другой факт: за редкими исключениями «адской специализа- ции» (исключительного нисхождения только в Преисподнюю), сибирские шаманы способны как возноситься на Небо, так и спускаться в нижние страны. Мы видели, что эта двойная техника определенным образом связана с самим их посвящением: инициационные сны ша- манов включают как нисхождения (= ритуальные страдания и ритуальную смерть), так и восхождения (= воскрешение). В этом контексте легко понять, что после борьбы со злыми духами или нисхождения в Ад с целью нахождения души больного якутский шаман чувству- ет необходимость возобновления собственного духовного равновесия, повторяя вознесение в Небо.
Заметим здесь еще, что авторитет и сила шамана зависят исключительно от его экста- тических способностей. Он занял место жреца в церемониях жертвоприношений в честь Не- бесного Существа, но у него, как и у алтайского шамана, эта замена привела к изменению самой структуры обряда: жертвоприношение превратилось в психофорию, т.е. в драматиче- скую церемонию, основанную на экстатическом переживании. Именно своим психическим способностям шаман всегда обязан умением обнаруживать злых духов и бороться с ними, если они завладели душой больного: шаман не удовлетворяется их изгнанием с помощью заклинаний, но принимает их в собственное тело, «завладевает» ими, мучит их и изгоняет: все это возможно потому, что он обладает их природой, т.е. может оставлять свое тело, пе- ремещаться на значительные расстояния, нисходить в Ад, возноситься на Небо и т.д. Эта
«духовная» свобода и подвижность, поддерживающая экстатические переживания шамана, в то же время предопределяет его уязвимость, и нередко в результате борьбы со злыми духами шаман попадает, в конце концов, в их власть, т.е. становится действительно «одержимым».