ТРАДИЦИЯ МУЖСКИХ ПЛАЧЕЙ И ПРИЧЕТОВ

ТРАДИЦИЯ МУЖСКИХ ПЛАЧЕЙ И ПРИЧЕТОВ

Обязательное в народной культуре выражение эмоций по поводу смерти близкого человека имеет несколько названий: плач, вопль, голошение, причет - ныне эти слова выглядят синонимами, но присмотревшись, можно увидеть отличия: плач, предполагает реальные слёзы при его исполнении, он может быть громким и тихим, со словами и без; вопль, то есть крик, может быть без слёз, без слов (только с восклицаниями, стонами), но обязательно громким; голошение содержит больше связанных слов, чем вопль, но тоже не отличается исполнением развёрнутого, связанного текста, и только причет является полным, завершенным рассказом, имеющим свои традиционные темы, схемы, рамки. Причеты могут совмещаться с плачем. На сегодняшний день, подавляющее большинство традиционно выраженных эмоций при погребениях и поминках, этнографами зафиксировано у женщин, однако, так было не всегда.
Письменные источники являют нам примеры похоронных плачей со словами, которые в древнерусский период исполняли мужчины, причем самые мужественные - князья и их воины: «В летописях имеются... записи об обрядовых захоронениях дружинников и князей. Рассказывая о погребении Изяслава Ярослава ча, летописец говори ], что сын его Ярополк «идяше по нем, плачася» с дружиною своею:
«Отче, отче мой, что пожил без печали на свете сем,
многие пакости приняв от людей и от братьев своих!
Погиб не от брата, но за брата своего положив голову свою».
Не менее ярок пример мужского плача Глеба Владимировича, Муромского князя, оплакивавшего брата Бориса:
«Лучше бы мне умереть с братом, нежели жить на свете сем... Где же речи твои, слова твои ко мне, брат мой любимый? Ныне же не услышу тихого твоего совета».
В 1228 г. При погребении Владимира Васильевича «... плака-хуся по нем лепшие мужи володимирстии, рекуче: «Лучше б нам было, господин, с тобою умереть ... уже солнце наше зашло и нас всех во обиде оставило»96.
Разумеется, в момент похорон близких, мужчины-воины, как и все остальные присутствующие люди, были «на эмоциях» и выражали их традиционно - в отдельных восклицаниях и плачах. Вопрос, могли ли они исполнять связанные причеты в поминальные даты? На этот вопрос можно ответить уверенным «да», потому что в приведенных похоронных древнерусских плачах использованы клише, характерные для больших связанных текстов причитаний -обращение к покойному, как к живому, вопросная форма, рассказы о деяниях умершего, устойчивые фразы {«лучше мне умереть...», «гак нам теперь жить?»). Такие устойчивые формы не рождаются сами собой у любого скорбящего человека (как, например, вопли «ой!», «мама!», «боже мой!» при сильном испуге и горе), они в нужный момент всплывают из памяти, и это значит, что человек ранее слышал или сам проговаривал весь текст. Возможно, что поминальные причеты складывали и исполняли отдельные таланты данного жанра, но то, что среди них были мужчины, это факт несомненный, потому что нет данных о присутствии женщин на воинских тризнах, но есть данные об обязательных причетах по покойным и исполнении на тризнах песен с перечислением подвигов умершего. Обычно такие песни, исполнявшиеся на тризнах, называют героическими, это верно, но героическая песнь о подвигах покойного, исполненная на его могиле автоматически «переходит» в разряд причетов. Вне обряда поминовения тот же текст опять становится героической песней или песней исторической, такой переход произведения устного народного творчества из одного жанра в другой - обычное дело, например, многие свадебные обрядовые песни, исполняемые вне свадьбы, например, на посиделках, «становятся» лирическими и т. п.
В конце 40-х годов 19 века была записана замечательная по своей художественной выразительности старинная, ещё павловских времён солдатская песня «Уж ты батюшка, светел месяц» в состав которой включен поминальный плач по Екатерине И, песня, продолжающая древнерусскую традицию плачей воинов по своим предводителям. В советский период эту песню в популярных фольклорных сборниках не печатали, так как в то время существовала однобокая тенденция пропаганды устного народного творчества на тему недовольства царизмом. Песня состоит из трех частей, первая это традиционный песенный зачин с вполне языческим обращением к Месяцу; вторая часть описание расписных ворот и часового, который у них стоит; третья плачь этого солдата по недавно умершей императрице с традиционным, языческим начальным обращением к «буйным ветрам»:
«Уж ты батюшка, светел месяц,
Что же ходишь понизёшуньку?
Что жа ты светишь помалёхоньку?
Не постарому, не попрежнему?
В новом городе во Смоленскому Стоять вереи точеный, Все точеный, раскрашенный. Дли верей стоит .молодой солдат, Молодой солдат, полковой серъжант. Он не так стоит, слезно плачетца, Он ни так плачет, что река льется:
Подымитесь, ветры буйные, Разнесите все желты пески. Распахнися, шелкова парча, Разломися, гробова доска, Подымися, наша матушка, Милосердная государыня, Катерина Алексеевна! Без тебя нам жить похужело, Всему царству почежелело При твоем сыну любезному, Что при Павлу при Петровичу: Он загнал силу во Туретчину, Поморил смертью голодную, Познобил зимой холодною» (Собрание народных песен П.В. Кириевского. Записи П.И. Якушкина, том 1. Ленинград. 1983. №322, С. 153).
На этом фоне плачи народных сказителей о Ленине и Сталине, которые наука до сих пор считает подделками «под фольклор» выглядят вполне традиционными, а мнение ученых - тенденцией времен борьбы с «культом личности»97. Справедливости ради необходимо отметить, что все плачи о деятелях советского периода записаны от женщин, однако, это не означает полного отсутствия мужских плачей в этот период. В 1940 году в Петрозаводске от П. И. Рябинина-Андреева, уроженца деревни Гарницы в Заонежье, был записан «Плач о брате, павшем в боях с белофиннами»:
Как пришел я со работушки тяжелой, Подает жена мне грамотку посыльную, По лицу её горохом слезы катятся.
Как беру я в руки эту грамотку, Скоро-наскоро ее распечатываю, А во той ли грамотке написано О родимом братце весть нерадостна, Что во той ли западной сторонушки Уложила его пуля неприятеля.
Как любимого да брата Саши милого Во снегу глубоком тело рухнуло, Приклонилось от удара до сырой земли. Ясны очи его да не закрытые, Руки-ноги как попало приразброшены, На головушке на буйной шлем не держится.
От того ли солнышка от жгучего
Порастаяли под ним снежки пушистые,
Порастает травушка зеленая.
Не видать могилки братца милого,
Не придется побывать на той могилушке.
Спи-ко, братец мой, да красно солнышко, Не придет к тебе да родный батюшка, Не найти твоей могилки родной матушке. А ты честно положил свою головушку За великого за Сталина, за родину, Твоя доблесть, твоя славушка осталися98.
Обратим внимание на то, что и в плаче 1228 года, и более семисот лет спустя, в причете 1940 года, почившие сравниваются с солнцем: «Уже солнце наше зашло», «Спи-ко, братец мой, да красно солнышко», а в конце современного причета упомянута слава героя, совсем также, как в величании древнерусских князей, которым заканчивается песнь 12 века «Слово о полку Иго-реве. ..» - «Князьям слава и дружине!».
Этот великолепный аутентичный текст 1940 года попал в «компанию» фольклорных подделок из-за «элемента советской идеологии» - упоминания имени И. В. Сталина, возглавлявшего в тот период нашу Родину (аналогично тому, как в советский период не печатали народных текстов без хулы в адрес «царя-батюшки»). Но спасибо уже за то, что издали, потому что помимо политических прессов над нами довлеют ещё и психологические «моды», например, сравнительно недавно возникший слоган <тужчины не плачут». Но как мы видим, в определенных традицией ситуациях плачут, этот факт зафиксирован в письменных источниках и фольклоре для длительного периода - около тысячи лет. так что правильнее было бы говорить: «По пустякам мужик не плачет, он плачет не по пустякам» и такими не пустяками, допускающими мужские слёзы, выраженные в традиционных причетах, считались: гибель родственника, жены, товарища, командира. Подробно об особом культурном феномене «мужские слезы» можно узнать из работы И. А. Морозова «Мужские слезы» и эмоции пограничных состояний».

Традиция мужских причетов сохранилась до наших дней, в 1981 году, в г. Петровск-Забайкальский Читинской области фольклористами были совершенно случайно записаны причитания по родственникам от молодого, 31-летнего мужчины, хорошего песенника Ю. А. Максимова (1950 г. р.). Собственно, собиратели обратились к его сестре, известной в округе плачее, но она отказалась причитать вне ритуальной ситуации (!), тогда причет исполнил её брат. Исполняя причет по матери, сочинённый его сестрой, он, по свидетельству собирателей, «вошёл в эмоциональное поле плача и перешёл на исполнение от своего имени». Один из причетов в его исполнении приведен ниже, в разделе III Обряды «по случаю», пункт «Традиционное погребение домашних животных». Мужской «плач по жене» зафиксирован в Новгородской области, о нем упоминает в своей статье А. Г. Васильев, о мужских заплачках писал и В. Г. Базанов.
Имеются данные, намекающие на то, что мужчины могли исполнять и свадебные причеты. В конце 19 века со слов крестьянина Сысоева (Архангельская губ.) было записано описание сватовства, которое поручили Василию Горю по прозвищу плачея. Он пригласил товарища и во время их сборов к невесте происходит такой диалог:
- Много ли возьмем вина на сватанье - четверть?
- Какое четверть? Возьми полведра что ль, детинушка, тут соберется много девушек и молодух (для ритуального пения) -ну надо ж им бросить по стакашку.
Взяли полведра, говорит плачея Горе:
- HOJVI (то есть стороне жениха) ведь, знаешь, плачея не нужна (то есть женщина, исполняющая свадебные причеты), я ведь сам плачея» и далее в тексте приводятся «плачевные причеты» невесты, невесте, жениху, свату, которые исполняли плачеи. К сожалению, из контекста не ясно, исполнял ли какой-либо из плачей конкретно сват Василий Горе по прозвищу Плачея. Однако очевидно, что этому человеку такое прозвище не обидно, он с ним согласен, значит, он действительно исполнял плачи, и, вероятно, неплохо, несмотря на некоторую двусмысленность сочетания Горе-Плачея, иначе бы ему не доверили такую важную работу, как сватовство.
Помимо похоронных и поминальных причетов традиция знает причеты «по случаю», например, «на проводы рекрутов» и «о несчастной доле», исполняемых в одиночестве в моменты депрессивной грусти, обычно, припадая к земле. Разумеется, психологические настрои, вызывающие подобные реакции, присущи как женщинами, так и мужчинами. Некоторые современные поэтические произведения с точки зрения психологии являются рефлексией на «кризис среднего возраста», а для традиционного восприятия типичными причетами «о судьбе», например, 15 сонетов «венка сонетов» «Осенняя дорога» выдающегося русского поэта Е. И. Блажеевского (19471999), в которых автор описывает чувства, возникшие у него во время монотонной езды по осенней дороге. В числе прочего, автору «Захотелось щекою к продрогшей природе припасть», он сожалеет о том, что «из прекрасного возраста выбыл», о несвободе семейного человека, о невозможности изменить судьбу, об ощущении пребывания внутри тесной кирпичной кладки, о желании позвать за стол покойную маму и т. п. описания подобных чувств типичны для народных причетов, их многочисленные примеры можно найти, например, в голошениях невестсирот, которые реально припадали к земле на могиле родителей, сожалели о своей уходящей юности, плакали о довлеющем над ними роке, о «тюрьме каменной» доме свёкра, звали умерших отца и мать прийти на свадьбу и т. п., то есть данные сонеты типичные причеты «о не вполне удавшейся судьбе».
Все эти данные говорят нам о том, что древняя славянская традиция мужских причетов жива, но в настоящее время не вполне осознается обществом. В наших силах обратить внимание общества на её существование, красоту, полезность для психического здоровья нации и необходимость её возрождения как альтернативы чуждому славянской традиции психоанализу, не привившемуся в России.