ШАМАНСКИЕ СЕАНСЫ У ТУНГУСОВ И ОРОЧЕЙ

ШАМАНСКИЕ СЕАНСЫ У ТУНГУСОВ И ОРОЧЕЙ

Шаманизм занимает значительное место в религиозной жизни тунгусов. Как мы помним, сам термин «шаман» является тунгусским, независимо от происхождения этого слова (см. ниже). Весьма вероятно — это показал Широкогоров, и мы подтверждаем его вы- воды, — что тунгусский шаманизм, по крайней мере в его современной форме, подвергся сильному влиянию китайско-ламаистских идей и техник. Впрочем, как мы уже неоднократно подчеркивали, следы южных влияний на среднеазиатский и сибирский шаманизм вообще несомненны. В конце этой книги мы покажем, как следует представлять себе экспансию юж- ных культурных комплексов на север и северо-восток Азии. Как бы то ни было, сегодня тун- гусский шаманизм имеет сложную структуру. В нем можно обнаружить много разнообраз- ных традиций, и вследствие их срастания появились формы иногда явно гибридные. Мы и здесь констатируем определенный «упадок» шаманизма, засвидетельствованный почти по- всюду в Северной Азии. Тунгусы явно сопоставляют силу и отвагу «старых шаманов» с ма- лодушием современных, которые — в отдельных районах — уже не решаются предприни- мать опасные нисхождения в Преисподнюю.
Тунгусский шаман обязан употреблять свою силу во многих случаях. Шаман необхо- дим как исцелитель — он либо разыскивает душу больного, либо изгоняет демонов закля- тиями; с другой стороны, он является проводником душ; он же относит жертвы на Небо или в Ад; но главная его обязанность — поддержание духовного равновесия общества в целом. Когда болезни, неудачи или бесплодие угрожают роду, именно шаман должен определить причины и исправить положение. Тунгусы в большей мере, чем их соседи, склонны призна- вать влияние духов, и не только нижнего, но и этого мира — потенциальных источников всякого рода беспорядка. Именно поэтому тунгусские шаманы предпринимают сеансы, осо- бенно предварительные, «малые сеансы», не только по классическим мотивам — болезнь, смерть, жертвоприношение богам, но и по многим другим поводам, которые, однако, всегда требуют знания духов и господства над ними.
Шаманы принимают также участие в определенных жертвоприношениях. А ежегод- ное принесение жертв духам шамана является большим событием для всего племени. Ша- маны необходимы, конечно, и в охотничьих и рыбацких обрядах.
Сеансы, включающие спуск в Преисподнюю, могут предприниматься по следующим причинам: ) отнесение жертвы предкам и умершим в нижний мир; ) поиск и возвращение души больного; ) проводы и поселение в Страну Теней тех покойников, которые не желают оставлять этот мир. Несмотря на богатство поводов, эта церемония совершается довольно редко, поскольку считается опасной, и не многие шаманы отваживаются на нее. Ее техни- ческое название — оргиски, что дословно означает «в направлении орги» (нижнего, «запад- ного» мира). Предпринимать оргиски решаются только после вступительного сеанса «малого шаманства». Например, в племени случается ряд беспорядков, болезней или несчастий; ша- мана просят найти причину, и он вселяет в себя духа, через которого узнает, почему духи нижнего мира или умершие и души предков вызывают нарушение равновесия: одновремен- но он выясняет, какой жертвой можно их успокоить. Только после этого принимается реше- ние о жертвоприношении и о спуске шамана в Преисподнюю.
Накануне оргиски собираются предметы, которыми шаман будет пользоваться в экс- татическом путешествии; среди них — малый плот, на котором шаман переплывет море
(озеро Байкал); нечто вроде лома для разбивания скал; маленькие фигурки, изображающие двух медведей и двух диких кабанов, которые поддержат плот, если он ста- нет тонуть, а также проложат дорогу через густой лес потустороннего мира; четыре малень- кие рыбы, которые будут плыть перед лодкой; «идол», изображающий духа-помощника, ко- торый поможет шаману нести жертву; различные инструменты для очищения и т.п. В тот вечер, на который назначен сеанс, шаман надевает наряд, бьет в бубен и поет, призывая
«огонь», «Землю-Матушку» и «предков», которым приносится жертва. После окуривания совершается гадание: с закрытыми глазами шаман бросает в воздух палочку от своего бубна; если она упадет «обратной стороной», это хороший знак.
Вторая часть церемонии начинается с принесения в жертву животного, обычно оленя. Выставленные предметы смазываются его кровью, мясо будет приготовлено позже. В вигван вносятся два шеста, верхушки которых выходят через дымовое отверстие. Длинная нить со- единяет шесты с предметами, выставленными снаружи на помосте; это «дорога» для ду- хов. Когда приготовления закончены, зрители собираются в вигване. Шаман начинает бить в бубен, петь и танцевать. Он подпрыгивает все выше. Его помощники вместе со зрителя- ми подхватывают рефрен песни. Шаман на минуту останавливается, выпивает стакан водки, выкуривает несколько трубок и возобновляет танец. Постепенно он настолько разогревается, что падает на землю без движения, в экстазе. Если он не приходит в себя, его трижды окроп-
ляют кровью. Шаман поднимается и начинает говорить высоким голосом, отвечая на вопро- сы двух или трех человек, задаваемые в песенной форме. Тело шамана является сейчас оби- талищем духа, и именно этот дух отвечает за него, поскольку шаман находится в нижних странах. Когда он возвращается, все приветствуют радостными криками его возвращение из мира умерших.
Эта вторая часть церемонии длится около двух часов. После двух- или трехчасового перерыва, т.е. на рассвете, приступают к последней части, которая не отличается от первой и во время которой шаман благодарит духов.
У тунгусов Маньчжурии жертвы можно приносить и без помощи шаманов. Но только шаман может спуститься в нижние страны и привести оттуда душу больного. Эта церемония также состоит из трех частей. Когда в предварительном сеансе «малого шаманства» обнару- живается, что душа больного действительно пленена в Аду, приносятся жертвы духам (се- вен), чтобы они помогли шаману достичь нижних стран. Шаман пьет кровь и ест мясо жерт- венного животного и, принимая таким образом духа, входит в экстаз. После этого начинается вторая часть — мистическое путешествие шамана. Он восходит на гору с северо-запада и спускается с нее в потусторонний мир. Опасности умножаются по мере приближения к Аду. Встречая духов и других шаманов, он закрывается своим бубном от их стрел. Поскольку ша- ман поет обо всех перипетиях путешествия, то зрители могут проследить его путь шаг за ша- гом. Шаман спускается в маленькую дыру и переходит через три реки, прежде чем встретит духов из нижних стран. Наконец он достигает мира тьмы, и помощники начинают выбивать искры своими ружейными кремнями: это «молнии», благодаря которым шаман увидит доро- гу. Он находит душу; после долгой борьбы или переговоров с духами, ценою тысячи трудно- стей, он приводит душу на землю и вынуждает ее воссоединиться с телом больного. Послед- няя часть церемонии совершается на следующий день или через несколько дней: приносится благодарность духам шамана.
Тунгусы Маньчжурии — оленеводы — хранят воспоминания о времени оном, когда
«камлали к земле»; но сегодня уже ни один шаман не смеет этого делать. У тунгусов- кочевников Манковы церемония иная: ночью приносится в жертву черный козел, мясо кото-
рого не едят; достигнув нижнего мира, шаман падает на землю и полчаса остается неподвижным. В это время присутствующие трижды прыгают через огонь. У маньчжуров церемония «нисхождения в мир мертвых» также проводится довольно редко. За время своего долгого пребывания Широкогорову удалось быть свидетелем только трех сеансов. Шаман призывает всех духов — китайских, маньчжурских и тунгусских, — объясняет им причину сеанса (в том случае, который описывает Широкогоров, — болезнь восьмилетнего ребенка) и просит у них помощи. Затем он начинает бить в бубен и, воплотив в себя соответствующего духа, падает на ковер. Помощники задают ему вопросы, и из его рассказа следует, что он уже находится в нижнем мире. Поскольку дух, вселившийся в него, является волком, шаман и ведет себя соответствующим образом. Его речь трудно понять. Тем не менее он выясняет, что причина болезни — не душа умершего, как думали до сеанса, а некий дух, который за возвращение здоровья требует сооружения для него небольшого святилища, м’ао, и регуляр- ных жертвоприношений.
О подобном нисхождении в «мир умерших» рассказывает маньчжурская поэма «Ни- шан Шаман», которую Широкогоров считает единственным письменным документом, ка- сающимся маньчжурского шаманизма. Сюжет таков: во времена династии Минг некий юно- ша, сын богатых родителей, отправляется на охоту в горы и погибает вследствие несчастного случая. Шаманка Нишан решает вернуть его душу и нисходит в «мир умерших». Она встре- чает много духов, среди которых и дух своего умершего мужа, и после многих перипетий ей удается вернуться на землю с душой юноши, и он воскресает. В поэме — которую знают все маньчжурские шаманы, — к сожалению, очень мало подробностей, касающихся ритуальной
стороны сеанса. Она стала «литературным» текстом и отличается от аналогичных татар- ских поэм тем, что записана и распространена в письменной форме уже очень давно. Тем не менее ее значение велико: она показывает, насколько тема «орфического нисхождения» близка шаманским нисхождениям в Ад.
С той же целью исцеления совершаются экстатические путешествия и в противопо- ложном направлении, т.е. с вознесением на Небо. В этом случае шаман устанавливает (трижды девять) молодых деревьев и символическую лестницу, по которой он совершит свое восхождение. Среди присутствующих при этом ритуальных предметов мы замечаем много- численные фигурки птиц — подтверждение хорошо известной символики вознесения. Не- бесное путешествие можно предпринимать по многим причинам, но сеанс, описанный Ши- рокогоровым, совершался ради исцеления ребенка. Первая его часть похожа на приготовле- ния к сеансу нисхождения в нижние страны. По результатам «малого шаманства» определя- ется точный момент, когда дайячан, которого просят возвратить душу больного ребенка, расположен принять жертву. Животное — в данном случае ягненка — убивают, у него вы- рывают сердце, а кровь сливают в специальные сосуды, притом так, чтобы ни одна капля не пролилась на землю. Затем напоказ выставляется шкура. Вся вторая часть сеанса — вхожде- ние в экстаз. Шаман поет, бьет в бубен, танцует и подпрыгивает, время от времени прибли- жаясь к больному ребенку. Иногда он передает бубен своему помощнику, пьет водку, ку- рит — и снова продолжает танец, пока не упадет в изнеможении на землю. Это знак того, что он оставил свое тело и летит на Небо. Все толпятся вокруг него, а его помощник, как и в слу- чае путешествия в нижние страны, выбивает камнями искры. Такого рода сеанс может про- водиться как днем, так и ночью. Шаман использует довольно простой наряд; Широкогоров считает, что этот тип сеанса, с вознесением на Небо, тунгусы заимствовали у бурятов.
Гибридный характер этого обряда очевиден: хотя небесная символика и представлена надлежащим образом — деревьями, лестницей и фигурками птиц, — экстатическое путеше- ствие шамана происходит в противоположном направлении («тьма», которая должна быть освещена искрами). Кроме того, шаман приносит жертвенное животное не Буге, Всевышне-
му Существу, а духам верхних сфер. Этот тип сеанса мы встречаем у тунгусов- оленеводов Забайкалья и Маньчжурии, но он не известен тунгусам из северной Маньчжу- рии, что подтверждает гипотезу о бурятском влиянии.
Кроме этих двух главных типов шаманских сеансов, у тунгусов существует несколько других форм, не имеющих определенных связей с высшим или низшим мирами, а касаю- щихся духов этого мира. Цель таких сеансов — овладеть этими духами, прогнать злых, при- нести жертвы тем, которые могли бы стать враждебными и т.д. Несомненно, чаще всего се- ансы мотивированы болезнями, поскольку предполагается, что болезнь вызывают те или иные духи. Чтобы определить виновника недомогания, шаман воплощает своего дружест- венного духа и делает вид, что спит (слабая имитация шаманского транса), или пытается вы- звать и воплотить духа — виновника зла — в тело самого больного, поскольку начичие нескольких душ и их непостоянство иногда усложняют задание шамана. Необходимо вы- яснить, какая из душ оставила тело и где она находится; для этого шаман призывает душу стереотипными формулами или песнями и старается снова соединить ее с телом, исполняя ритмические движения. Иногда, однако, случается, что злые духи поселяются в больном; то- гда шаман изгоняет их с помощью дружественных духов.
Экстаз играет важную роль в собственно тунгусском шаманизме; чaще всего для дос- тижения экстаза используются танец и пение, а феноменология тунгусского сеанса во всем напоминает сеансы у других сибирских народов: слышатся голоса духов; шаман становится очень «легким» и может прыгать вверх, хотя одет в наряд весом иногда до кг; больной ед- ва чувствует шамана, ходящего по его телу, — это объясняется магической способностью левитации и «полета»; во время транса шаман чувствует сильное тепло, и потому может иг- рать с горящими углями и раскаленным докрасна железом; он становится совершенно нечув- ствительным (например, наносит себе глубокие раны, но из них не течет кровь) и т.п. Все это (см. ниже подробнее) составляет часть древнего магического наследия, которое все еще сохраняется в самых отдаленных уголках мира и которое предшествовало влиянию Юга, столь глубоко видоизменившему тунгусский шаманизм. Пока что достаточно только указать эти две магические традиции, наблюдаемые в тунгусском шаманизме: основу, которую мож- но назвать «архаической», и китайско-буддистский вклад Юга. Их значение выяснится тогда,
когда мы попытаемся определить главные вехи истории шаманизма в Центральной и Север- ной Азии.

Похожую форму шаманизма мы встречаем у орочей и удеге. Лопатин дает простран- ное описание сеанса исцеления у орочей из Ульки (над рекой Тумнин). Шаман начинает молитву, обращенную к духу-хранителю: сам шаман слишком слаб, но его дух всемогущ, и ничто не сможет ему противостоять. Он девять раз танцует вокруг огня, затем поет песнь своему духу: «Прибудешь! О, прибудешь сюда! Смилуйся над этими несчастными людьми», и т.д. Он обещает свежую кровь духу, который, судя по некоторым намекам шамана, является Великой Птицей Грома. «Твои железные крылья!.. Звучит шум твоих же- лезных перьев, когда ты летишь!.. Твой могучий клюв готов схватить врагов!..» Заклинание продолжается около тридцати минут, и шаман заканчивает его уже обессиленный.
Вдруг шаман кричит изменившимся голосом: «Я здесь!.. Я прибыл, чтобы помочь бедным людям!..» Шаман впадает в экстаз: он танцует вокруг огня, протягивает руки, по- прежнему держа свой бубен и палку, и снова кричит: «Я лечу!.. Я лечу!.. Сейчас я тебя дого- ню!.. Сейчас я тебя схвачу. Тебе не удастся ускользнуть!..» Как Лопатину объяснили позже, этот танец изображал полет шамана в царство духов, где он охотился на злого духа, похи- тившего душу больного мальчика. Затем идет диалог нескольких голосов, полный непонят- ных слов. В конце шаман кричит: «Я поймал ее! Я поймал ее!» и, сжимая руку, как будто он что-то берет, подходит к постели, где лежит больной ребенок, и возвращает ему душу, по- скольку, как он утром следующего дня объяснял Лопатину, он поймал душу в облике воро- бья.
Этот сеанс интересен в том отношении, что экстаз шамана не выражается в трансе, а достигается и развивается в ходе танца, символизирующего магический полет. Духом- покровителем является, по-видимому, Птица Грома или Орел, который играет такую боль- шую роль в мифологиях и религиях Северной Азии. Таким образом, хотя душа больного и была похищена злым духом, на него охотятся не в нижних странах, как можно было бы ожи- дать, а очень высоко в Небе.